Джеймс, дружище,
прости, что так долго молчал — знаю, ты ничуть не виноват в моем исключении, но у меня просто не было сил тебе ответить. Наверное, из зависти: вечно ты выходишь сухим из воды! Хотя я не имею права жаловаться — я ведь получил что хотел, пусть не так и не тогда, как рассчитывал: я в Англии и я свободен делать что моей душе угодно, свободен от нудной зубрежки и курсовых работ... Кстати, дядя принял меня куда лучше, чем я ожидал: всего лишь отпустил пару хлестких и весьма заслуженных определений моей беспутной, распущенной и порочной до предела натуры, полчаса демонстративно молчал за ужином, а затем оттаял и превратился в милейшего староанглийского джентльмена — совсем как я представлял англичан после Диккенса. Правда, известие о моем намерении жениться на «опереточной актриске» снова ожесточило его нрав еще на целый день, но потом и этот грех был мне прощен.

У него прекрасная усадьба — настоящие Двенадцать дубов, только не в Джорджии, а в какой-то дремучей английской глуши, но есть в этом своеобразное очарование. Здесь хорошо грустить — так, как может грустить ребенок, знающий, что его есть кому утешить — а это самое мне сейчас и нужно.

До ближайших соседей часа два езды, дядя большую часть дня занят делами усадьбы, так что я почти все время предоставлен сам себе. Никогда еще я не имел возможности вот так скучать в свое удовольствие — я не делаю решительно ничего днями напролет! И могу вполне авторитетно уверить тебя, что часами валяться на мягчайшем газоне и смотреть, как небо меняет оттенки и узоры из облаков, точно встряхиваемый калейдоскоп, или блуждать по покрытым хрустким ковром вереска холмам в компании ретивых дядюшкиных сеттеров, кутаясь в шотландский шарф и согреваясь глотками шотландского же виски, или носиться верхом по кажущимся бесконечными сухим пшеничным полям, когда ветер срывает с головы шляпу (я таким манером потерял целых три) и лихо свистит в ушах, растворяя в себе все тяжелые мысли получше твоего любимого джина с тоником, — это удовольствие. Правда!

Впрочем, иногда мое уединение нарушается обществом Ричарда Торна, сына старого дядиного приятеля, и мы вместе бродим по холмам, ездим верхом et cetera. Как писал тот русский гений, «от делать нечего друзья». Иногда мы выбираемся в город, в его клуб, и коротаем там вечера за ужасным пивом, от которого все здесь без ума, и картами. Наверное, тот судьбоносный роял-флэш в библиотеке Гарварда должен был научить меня уму-разуму, но теперь во мне живет странное убеждение, что раз карты перевернули мне всю жизнь, то они же позволят и отыграться. И сегодня карты эти подбросили мне неожиданный сюрприз.

Вечером я снова был в «Скрещенных ключах», мы играли в вист и, должно быть, изрядно перебрали, потому что, когда Ричард, взглянув на мои карты, вдруг воскликнул, что валет давно вышел и что я жульничаю, этот вполне безобидный спор как-то сразу перетек в драку... Воспоминания о ней у меня сохранились смутные: мелькание размытых пятен вокруг, вспышки раззадоривающей боли и шум голосов, а затем оглушительный свист и проявляющееся из темноты, как зловещее привидение, строгое и исполненное холодным достоинством лицо незнакомого мне мужчины в полицейской форме и его ровный, даже усталый голос:

- Констебль Свон. Драка в публичном месте. Следуйте за мной, джентльмены.

Трясясь по ухабистой, раскисшей от дождя проселочной дороге на заднем сидении полицейской машины, я отчаянно пытался оправдаться — в конце концов, это начало мне надоедать: вечно бутерброд маслом вниз! Я уже начинаю чувствовать себя законченным уголовником! Снова карты, снова драка, то исключение, теперь арест... Однако мое сбивчивое бормотание никто не слушал: констебль погрузился в запутанную беседу со своим помощником, и мой невнятный голос тонул в их разговоре. В конце концов я смирился с собственной окончательно испорченной репутацией будущего каторжника и за неимением другого занятия стал прислушиваться к их словам.

- ...настоящая чертовщина. Эта Лорен училась с моей дочерью, и я не хотел пугать ее, но боюсь, мы тратим время впустую. Девушки наверняка уже нет в живых.

- Почему вы так считаете, мистер Свон?

- Потому что я не вижу мотива в действиях преступника.

Повисла небольшая пауза, а затем напарник констебля с явным непониманием спросил:

- Разве, босс?..

Констебль ответил с явным раздражением:

- А зачем, по-твоему, нужно было похищать эту девушку?

- Ради выкупа! - невольно вовлекшись в их разговор, ответил за него я первое, что пришло мне в голову. Констебль хмыкнул и продолжил:

- Ты хоть знаешь, кто такой мистер Мэллори? - вновь спросил он у своего непутевого коллеги, и тут я, сам себе удивляясь,оживленно воскликнул (наверное, во мне горело желание как-нибудь реабилитироваться в глазах сурового представителя закона):

- Сэр Мэллори? Баронет? Он, кажется, живет где-то под Кентом?

Мои слова удивили меня самого не меньше моих слушателей — я и не подозревал, что, валяясь на брошенной у камина медвежьей шкуре и листая толстенный генеалогический справочник, обнаруженный на каминной полке, я что-то из него запомню, и уж тем более что запомненное мне пригодится.

Констебль повернулся ко мне, едва не вывихнув себе шею, чтобы впериться в меня подозрительным взглядом.

- Верно. Он самый, - коротко ответил он. - И он очень состоятелен.

- То есть если бы его дочь похитили ради шантажа, то давным-давно предъявили бы свои требования? - оживленно спросил я, внутренне радуясь успехам нашего кинематографа, благодаря которому я, видимо, неплохо навострился в разгадывании всяческих детективных перипетий. Кстати, это тоже меня удивило — в кино я ходил отнюдь не ради фильмов, а ради приятного чуть интимного полумрака и общества Марии и, конечно, внимание мое во время этих мероприятий сосредоточено было вовсе не на происходившем на экране.

Мистер Свон коротко усмехнулся и воскликнул, обратившись к своему коллеге:

- Адли, даже из преступников полицейские получше, чем из тебя!

Польщенный этим заявлением и оскорбленный словом «преступники», я не придумал, что сказать, и всю дорогу до полицейского участка все мы провели в молчании. Суровые стражи порядка препроводили Ричарда за решетку, и я уже готов был последовать за ним, но констебль жестом остановил двинувшихся ко мне конвоиров и, поманив меня за собой, направился в ко входу в полицейский корпус. Не очень понимая, что происходит, я последовал за ним.

Войдя в кабинет, мистер Свон пододвинул к открытому окну свое кресло и снова внимательно посмотрел мне в глаза.

- Садитесь, мистер Уитлок.

- Вы меня знаете? - удивился я.

Констебль улыбнулся углом рта, но глаза его остались холодными и сосредоточенными.

- Округ Бата — моя подведомственная территория, и я наперечет знаю всех здешних жителей вашего сословия. Вас же увидел впервые, а пару недель назад мистер Альберт Уитлок, мой старый знакомый, упомянул о приезде племянника из Штатов. У вас сильный техасский акцент. А значит, этот племянник — вы.

Поневоле впечатленный, я воскликнул:

- А может быть, я просто турист? Искатель приключений, оказавшийся проездом в вашем городишке?

Констебль прищурил глаза, отчего лицо его приобрело неожиданное выражение хитроватого добродушия.

- В таком случае я должен отправить вас за решетку за воровство, милостивый сэр.

Я ничего не понял.

- За воровство?..

- За ограбление усадьбы мистера Альберта.

- Но...

- На вас его шляпа. Впрочем, не виню вас, испанское сомбреро куда больше идет вам, чем ему. Так значит, на Юге майнридовский стиль еще не вышел из моды? - осведомился он со снисходительным интересом.

Покрутив в руках эту улику — красивую бархатную шляпу с бронзовым шитьем, вычурную и почти маскарадную, но очень мне нравившуюся — я улыбнулся и кивнул, признавая его правоту.

- Впрочем, сути дела ваша фамилия не меняет, - так же холодно и сурово произнес мистер Свон, и я приготовился услышать, что он отправляет меня за решетку до внесения залога.

Однако сказал он нечто совершенно неожиданное:

- Хотите со мной поработать?

Я подумал, что ослышался, но прежде чем я успел переспросить, констебль быстро и убедительно заговорил:

- Вы мыслили логически даже после пятой пинты нашего отменного напитка. А научить этому Сэма Адли я не могу вот уже полгода. Вы бы могли оказаться мне очень полезным. Да и вам это тоже пойдет на пользу.

- Пойдет на пользу? - тотчас же вскипел я. Ничего я так не ненавижу, как подобные покровительственные нотации, заявления «Тебе же будет лучше, это пойдет тебе на пользу» и прочие спесивые вымыслы считающих себя всеведущими важных господ, относящихся ко мне как к младенцу.

- Да, на пользу, - констебль неожиданно поднялся из кресла, глядя на меня своим ледяным, но одновременно по-отечески теплым взглядом. - Я за свою жизнь много таких повидал. Таких, как вы: искателей приключений, как вы сами себя назвали, которые пытаются этими приключениями заменить отсутствие в своей жизни хоть какого-то смысла. Цели в конце пути. Вы потеряны и слабы, и всю свою энергию и недюжинные способности направляете на попытки скрыть это. - Я задохнулся от ярости, но прежде, чем успел разразиться какой-нибудь гневной и бессвязной отповедью, мистер Свон сухо добавил: - Я предлагаю вашим способностям иное применение. С большей пользой.

И вся моя грозовая тирада, долженствующая доказать мою уверенность, взрослость и прочность моих взглядов на жизнь, тотчас же оказалась совершенно никчемной и еще более ребячливой, чем моя прежняя глупая вспышка. На предложение работы не отвечают шквалом философических выспренностей. Только «да» или «нет» — разве не этому нас учит наша «американская мечта»?

И я согласился.

И вот завтра я должен буду встать с постели на пять часов раньше обычного, быстро сжевать какой-нибудь бутерброд и запить его холодным вчерашним чаем (и это вместо роскошного завтрака из душистых сладких булочек, истекающих нежнейшим маслом пшеничных лепешек, совершенно фантастически вкусной овсянки (не смейся!) с пятью видами восхитительных джемов, исходящего ароматным паром кофе, воздушных бисквитов, апельсинового мармелада и традиционной яичницы с беконом), закутаться в дурацкое серое пальто (вместо отличной темно-синей альмавивы или уж тем более моего любимого подаренного Марией плаща а-ля серапе), взять с собой, кажется, впервые в жизни, зонт (вместо того самого мустангерского сомбреро) и по превратившимся в грязное болото дорогам хлюпать в липком утреннем тумане до самого Бата, чтобы ровно в девять уже ждать у кабинета мистера Свона начала моего первого рабочего дня. И знаешь, мне это нравится!

Положив руку на сердце, прощаюсь с тобой, дорогой друг!
(это из Стивенсона, дядина библиотека им просто изобилует.)
Дж.