Вместо эпилога (продолжение)

Вместо эпилога (начало)

Разгонялась машина Эмметта заметно быстрее моей, чего и следовало ожидать, но все же к такой ее прыти я оказался не готов, и поэтому он легко обошел меня при въезде на подъездную дорожку к нашему дому. И до самого шоссе у меня не было ни малейшего шанса его обогнать – деревья плотной стеной облепляли ее с обеих сторон. Но на пересечении с автомагистралью, значительно перетормозив, и подрезав его Bugatti, мне удалось отвоевать себе внутреннюю траекторию и в итоге обойти его на вираже. Неожиданно даже для самого себя издав победное "йухууу", я резко крутанул влево руль, блокируя атакующий маневр брата. В зеркало заднего обзора мне хорошо было видно сосредоточенное выражение на его лице, а его мысли враз подняли мне настроение. Я знал, что сохранение вот этого нечаянно завоеванного преимущества и есть залог моего успеха, потому как в параллельной езде Эмметт сделал бы меня, не напрягаясь, лишь посильней придавив педаль газа в коврик под своими ногами.

Сейчас я был бесконечно благодарен брату за его чуткость. Несмотря на его кажущийся пофигизм, Эмметт понимал меня как никто. Даже Элис с ее проницательностью и видением будущего, не догадалась, как именно сейчас мне необходимо на время отключиться от всего и немного подурачиться. Эмметт сумасброд, и он безошибочно угадал, чего мне не хватает. Сейчас я гнал на своей любимой машине с почти предельной для нее скоростью 300 км в час – Bugatti брата висела у меня на хвосте, и мне то и дело приходилось отбиваться от его атак. Но мое вампирское сверхзрение, лазерное чутье и совершенная координация позволяли мне не особенно отвлекаться на процесс вождения, а сполна насладиться скоростью и свежим ветром. Ветром, который со свистом врывался в открытые окна, чьи порывы сорвали и унесли в далекие дали кандалы, коими я собственноручно заковал сам себя в сентябре прошлого года с первым же шагом, удаляющим меня от моей Беллы.

Мчась навстречу солнцу и ветру по почти пустынной – что было крайне странно для этого времени года и суток – дороге, я освобождался от боли и печали, от мучительной скорби по невозможной любви, от разъедающей тоски по шоколадно-карим глазам, от пустоты в душе и засухи в сердце. А все же, есть ли они у меня: душа и сердце? Сердце… и душа… И Карлайл, и Белла уверены, что есть. Уверен ли я сам? Я сомневался в этом. Хотя не исключал возможность того, что я ошибаюсь. Ведь разве сам Карлайл, создавший нас и приучивший к своему образу жизни, или Эсме, любящая нас, как своих собственных детей и даже сильнее, не заслуживают того, чтобы иметь душу?? Разве такие – пусть и не люди – могут не иметь сердца? Или милая, отзывчивая Элис, или каждый день борющийся с нестерпимой жаждой, чтобы не убивать и не причинять никому страданий, Джаспер, или добряк Эмметт, или Розали, неистово мечтающая стать мамой..?

… Но несмотря на все это мы были прокляты и были чужаками в этом мире людей. Вот почему мне повезло, что у меня была моя семья, что я не был кочевником, как другие вампиры. С первого же мгновения, когда я увидел окружающий себя мир сквозь малиновую радужку, я знал, что есть кто-то, кто меня любит – сначала только Карлайл, потом Эсме и остальные – и даже, когда я бунтовал и уходил, мне всегда было, куда вернуться. У меня был дом. Пусть и новый каждые несколько лет.

За это около полувековое существование нашей семьи в нынешнем составе нам с десяток раз приходилось менять местожительства с обязательной сменой документов. А иногда и сменой легенды. Нам было необходимо соблюдать осторожность. Ведь мы не по разу переучились во всех престижных колледжах и университетах страны и даже мира – на разных факультетах, и слишком частое появление студентов с фамилией Каллен могло насторожить особо внимательных работников архивов. И поэтому не всегда "история" нашей семьи была такой, как сейчас. Неизменным оставалось лишь супружество Карлайла и Эсме и их фамилия Каллен – это было фундаментальным. А вот мы – "приемные дети" или "дальние родственники" – время от времени меняли и фамилии, и степень родства. Мне приходилось бывать и родным братом Джаспера или Роуз, деля с ними их фамилии Хейл и Уитлок, и племянником Карлайла, и двоюродным братом Эсме, и круглым сиротой Эдвардом Энтони Мейсоном, усыновленным супругами Каллен из детского приюта. Но мне самому наиболее комфортно существовалось при той легенде, с которой мы вернулись в Форкс вот уже три года назад.

До появления в моей жизни Беллы моя семья были единственными близкими мне людьми. Я не знал другого отца, кроме Карлайла, и почти не помнил другой матери, кроме Эсме. Но все же самыми родными для меня, истинными братом и сестрой, были Эмметт и Элис. Брату всегда удавалось меня развеселить и заразить духом соперничества, который, в принципе, был мне чужд, но ему невозможно было сопротивляться. И я любил наши дурные игры. Джаспер же всегда держался особняком, как бы напоминая, что мы чужие. Хотя после того, что он сделал для меня, когда вся семья отказывалась уезжать из Форкса, а я не видел иного выхода, я почувствовал, что разделяющая нас стена пала, и был уверен, что сейчас многое в наших отношениях изменится. Розали Хейл – личность самодостаточная и не разменивается на глупые нежности, поэтому ведет себя подчеркнуто холодно и отстраненно. Они с Джаспером были идеальными близнецами. Подумав об этом, я непроизвольно улыбнулся и снова увернулся от попытки Эмметта обойти меня, срезав траекторию на крутом повороте. И ведь не жаль новой машины! – усмехнулся я. Но для него важнее было выиграть здесь и сейчас, а потом можно будет купить новую.

Мысль о покупке машины напомнила мне о желтом Порше, и я вновь подумал об Элис. Я очень любил сестру и знал, что мои чувства взаимны. Я всегда ощущал ее поддержку, очень ценил наши излюбленные молчаливые беседы, которые порой оставались незамеченными даже нашими родными с их приобретенной наблюдательностью, и тем более были недоступны для человеческих глаз. С момента исторического возникновения странной парочки на пороге нашего дома, Элис постоянно была рядом, направляя и предупреждая, как мой персональный радар, и зачастую лучше меня знала, как мне следует поступить.

До щита с надписью "Добро пожаловать в Сиэтл" оставались считанные мили. Я все еще лидировал в нашей спонтанной гонке, хотя атаки Эммета заметно участились, и ширина дорожного полотна предоставляла множество возможностей для маневров. Но до самого финиша на трассе больше не было ни поворотов, ни сложных участков, навстречу тоже никто не летел – дорога была односторонней, а потому у меня затеплилась робкая надежда, что я на своей не новой уже, но почти эксклюзивной – выпущенной ограниченным тиражом – малышке, обставлю своего братца и его вчера-только-с-завода суперкар.

Bugatti Veyron… Эмметт всегда любил шикануть. Я вполголоса засмеялся, вспоминая, как в один не самый удачный свой день имел неосторожность поддаться на его уговоры и сопроводить его в бутик Кельвин Кляйн – это его любимая марка одежды. Однажды открыв ее для себя, он уже не соглашался носить ничего другого. Ну почти ничего. Потому что с его азартностью и умением задираться даже с неспособными дать ему отпор предметами мебели, ну или деревьями в лесу, вся его дизайнерская одежка очень быстро приходила в негодность. И Роуз вынуждена была частенько пополнять его гардероб. Так вот она вовсе даже не зацикливалась на одной-единственной марке, разумеется, но сам Эмметт был упрямо предан Кельвину. И тот наш совместный шоппинг в Барселоне – для выбора пары десятков джинсов – запомнился мне трехчасовым высиживанием на пуфике в центре выставочного холла. Я изнывал под наблюдением дюжины пар глаз консультантов и прочего женского персонала бутика, не сводящих с меня восхищенных и жадных взглядов, и сопровождавших их плотских мыслей, пока мой брат примерял-дефилировал-недовольно морщился-или-удовлетворенно кивал сам себе. А еще он имел наглость мысленно спрашивать меня, нравится ли мне та или иная пара ультрамодных джинсов. Вампиры отличаются терпеливостью – сказываются годы и даже века тренировки – но в тот день мне уже через полчаса захотелось завыть и выволочь своего привередливого братишку из опостылевшего мне магазина.
Но будучи придирчивым в выборе чего бы то ни было для себя, он никогда не стремился это сохранить, считая, что это лишь вещи, и уже завтра он купит себе сотню новых и намного лучших. И он мог себе это позволить. Поэтому я знал, что Эмметт пойдет на все, чтобы выиграть, и даже угроза вдребезги разбить свою сияющую глянцевым блеском машину его не остановит. А, следовательно, мне стоит быть предельно осторожным.

Хм.. – вдруг подумалось мне – а ведь Элис была уверена, что я проиграю эту битву. Странно. Неужели она ошиблась? Внезапно всплывший в голове образ Элис с виноватым выражением на лице воскресил в памяти сцену моего возвращения в семейный дом сразу после Италии. И то, как старательно она пыталась скрыть от меня что-то, что, по ее мнению, мне знать не следовало. Что-то, связанное с Джейкобом Блэком. Я вспомнил каждое сказанное о нем слово.

Ее лучший друг – оборотень. Джейкоб Блэк.
Джейкоб вытащил ее из воды. Он спас ее.
Тебе придется потрудиться, чтобы удержать Беллу подальше от волков.

Лучший друг… Спас… Придется потрудиться… чтобы удержать … Беллу… Лучший друг…

Слова Элис беспощадно барабанили у меня в голове, выбивая какой-то незнакомый мне назойливый ритм. Эхо отдельных фраз не удалялось, а, наоборот, неумолимо приближалось, и звучало все громче и пронзительней, пока голос Элис не дорос до истошного крика, выбивая почву у меня из-под ног. Я зажмурился. Ледяная рука ревности нарочито медленно потянула ко мне свои щупальца и, легкими прикосновениями замораживая все тело, стальной удавкой обвила мое горло. Я окоченел от нахлынувшего на меня парализующего, сковывающего движения, и лишающего сил страха. Неужели я опоздал, и Белла начала-таки новую жизнь, в которой для меня нет места? Неужели только желание спасти меня от самоубийства побудило ее согласиться поехать с Элис в Вольтерру? Неужели этот парень так важен для нее? Как ни тяжело признаваться в этом даже самому себе, скорее всего, так и есть. Ведь Элис не хотела, чтобы я узнал об этом. Не хотела делать мне больно. Я должен расспросить ее обо всем. Я должен знать!..

И в это мгновение я услышал свист проносящейся мимо со стремительностью молнии машины Эмметта. Моя секундная слабость дала ему возможность меня обогнать, и он не преминул ею воспользоваться. Я очнулся и попытался не позволить ему оторваться от меня, но, как и предполагал, это было невозможно. Bugatti превосходила в скорости мой Aston на добрую сотню километров, и уже через пару миль я безнадежно отстал. И лишь нечеловеческое зрение позволяло мне видеть отделку на его багажнике.

Когда я подъехал к намеченному финишу, Эмметт уже восседал с важным видом на капоте машины-победителя. Но при этом он не выглядел очень уж довольным собой. Он был, безусловно, рад победе, но мне показалось, что под этим что-то кроется – что он был рад не самому факту победы, а чему-то еще, мне пока неизвестному. Я подрулил вплотную к нему, вышел из машины и прислонился к левому крылу Bugatti. Мысли брата не отличались оригинальностью или разнообразием. Он лишь монотонно твердил: Выиграл. Выиграл. Выиграл. Поэтому я молча ждал, когда он же он, наконец, решит озвучить то, зачем он и затеял всю эту забаву. Сейчас я уже не сомневался, что все было заранее продумано и спланировано – сначала появилось "что-то", что он хотел получить от меня, а уж потом он принялся придумывать, как заставить меня дать ему то, что ему нужно. И что же это, Эмметт?? Я терялся в догадках. И все же не нарушал молчания.

"Это была замечательная гонка, Эдвард. Спасибо". Начал он с предисловия. Я кратко кивнул, не глядя на него, все еще выжидая. Роуз. Мелькнуло у него в голове, и я напрягся. Что он…? "Я увез тебя так далеко, потому что хочу поговорить о Роуз". Быстро проговорил он, понимая, что малейшее промедление позволит мне узнать все из его мыслей и подготовиться к разговору. А он этого явно не хотел. Я не шевелился, уже догадываясь, что он имел мне сказать. "Она скучает по тебе, Эдвард. Она скучает по своему брату. Ты очень нужен ей…" Эмметт прервал свою речь. Я даже не успел подумать, почему, как он уже стоял прямо передо мной в напряженной позе. "Эдвард, я знаю, что ты обижен на нее, и зол, и не можешь ее простить… Но я прошу тебя дать ей шанс. Еще один. Ты же можешь. Пожалуйста. Она нуждается в тебе. Из всех нас именно к тебе она относится с искренним уважением. И она не может тебя потерять". Он снова замолчал. И не заговорил до тех пор, пока я не поднял голову и не посмотрел на него. Пожалуйста. Мысленно умолял он. А вслух сказал: "Выслушай ее. Это все, что мне нужно. Все, о чем прошу … Так ты поговоришь с ней?" Спросил он после недолгой паузы.

Я отшатнулся от капота машины Эмметта, медленно обошел его и встал к нему спиной. Голова разрывалась от множества мыслей, от списка вопросов и целого спектра различных эмоций. Я окинул взглядом местность, в которой мы остановились. Если с противоположной стороны дороги располагались какие-то, порознь стоящие, домишки, то здесь был нежилой пустырь, за которым начинался стандартный вашингтонский лес. И меня неудержимо потянуло в его зыбкую глушь, в его прохладу, его влажность и сумрак. Но я не мог сбежать от брата. Не теперь, когда он раскрывает передо мной душу. И как бы ни неприятен был мне этот разговор, я должен был его закончить. Следовательно, должен был что-то сказать.

"Просишь… Ты просишь. За Роуз". Отрывисто произнес я и обернулся к нему. Он уже занял мое место на левом крыле своей белоснежной машины и смотрел на меня крайне внимательно. На мои слова он никак не отреагировал. Ни кивнул, ни моргнул, даже ресницы не дрогнули. "Почему не она сама?" спросил я. Эмметт на мгновение опустил взгляд, но тут же снова уставился на меня, не удостоив ответом и в ожидании моей следующей реплики. Мне не нравился этот разговор. Я не хотел прощать Розали. Не потому, что просто не могу отказать своему брату. И я не мог отказать ему не из-за того, что проиграл, а совсем по другим причинам. И она была не одна. Я слишком многим был обязан Эмметту. И меньше часа назад я пообещал себе искупить перед родными свою вину за события последних шести месяцев. Я не мог позволить себе нарушить только что данное слово. И хотя был почти уверен, что неправ, все же спросил: "Она попросила тебя?" В ответ мой брат лишь невесело усмехнулся. Розали скорее откусила бы себе язык, чем попросила кого-то вступиться за нее. Я глубоко вдохнул, впуская в себя воздух, пропитанный запахами земли, листвы, кожи и бензина. Сделав круг по моим легким и впитав в себя всю мою неуверенность и сопротивление, он вышел из меня, освободив от сомнений. Я сделал пару шагов в сторону Vanquish, и тихо и коротко бросил через плечо: "Надеюсь, она захочет говорить со мной".

Всю обратную дорогу Эмметт ехал позади, как бы эскортируя меня к дому, видимо, опасаясь, что я могу передумать и удрать. Он не переставал разговаривать со мной. Извинялся за преднамеренный обман, снова и снова благодарил, что я согласился попробовать примириться с Розали, и время от времени снова принимался убеждать меня, что это наилучший выход для всех нас. Я не мог с ним не согласиться, но его навязчивость начинала мне надоедать, и тогда я придавливал педаль акселератора, чтобы увеличить расстояние между нами и не слышать больше его настойчивого бормотания.

Я старался не думать о предстоящем разговоре с Роуз, я вообще старался ни о чем не думать. Но для вампира это легче сказать, чем исполнить – из-за особенности нашего мозга размышлять о нескольких вещах одновременно и никогда ни о чем не забывать. И тогда я по памяти начал читать капитал Маркса, задом наперед – я часто использовал прием обратного чтения, чтобы занять свои мозги делом и отвлечься от нежелательных мыслей. Сложность и объем текста выбирал в зависимости от того, насколько навязчивыми были мысли, от которых я хотел убежать. Мой хитрый способ сработал и на этот раз.

Подъезжая к дому, я начал сканировать мысли обитателей родного дома, чтобы определить местонахождение Розали. До окончания Беллой школы оставалось совсем немного времени, а мне еще предстояло освежиться и переодеться. Поэтому я торопился поскорее начать и еще быстрее закончить свою выплату за проигрыш гонки. Услышав: Черт! Куда же я дела шестигранник этот, на 13?.. Ведь брала же… кажется… Смотри внимательнее, Розали! Звездочки, головки, накидные ключи и рожковые… Ну нееет! Я сейчас и вылезти отсюда не могу. Позвать Джаспера? Да он ни за что не отличит ключ на 11 от ключа на 13. И что делать? Не лежать же здесь… Я понял, что она в гараже и возится со своим кабриолетом, скорее всего, пытается снять коробку передач. Она неисправна или Роуз в очередной раз собирается каким-то образом сократить время отзыва коробки на переключение скоростей?

Моя сестра была просто одержима машинами, и, несмотря на то, что была девчонкой, разбиралась в них лучше любого из нас. Кроме нее в семье только я увлекался машинами и понимал их устройство, остальные же интересовались ими не больше, чем красивым и удобным средством передвижения. Мы же с Роуз любили вместе поваляться под каждой из красавиц семейного автопарка, то и дело совершенствуя их технические характеристики или улучшая внешний вид: ну, например, установить дополнительный спойлер или пару антикрыльев, или сменив решетку радиатора, придать ей "агрессивное" выражение.

В общем, сейчас я был единственным, кто может помочь Роуз, не вылезая из-под машины, добраться до комода с инструментами и найти нужный ей шестигранный ключ. Это знак? Я усмехнулся этой внезапно возникшей нелепой мнительности и, не откладывая, направился в гараж. Я оказался прав – Розали возлежала под капотом своей BMW и с несчастной миной на лице гипнотизировала ящик с инструментами, как будто ее визуальный посыл помог бы сдвинуть его с места. Я рассмеялся, негромко – чтобы случайно не обидеть ее. Не стоило начинать наше общение с ссоры. Это никоим образом не облегчит мне задачу примирения с Роуз. Я бы мог, конечно, воспользоваться вспыльчивой и самолюбивой натурой моей старшей сестренки и, спровоцировав ее на скандал, избежать тем самым неприятного для меня разговора. Но это было бы мелочностью и трусостью. Поэтому я отогнал от себя эту мысль, и под пристальным взглядом мгновенно метнувшихся ко мне черничных глаз, прошел до дальней стены, взял так необходимый ей шестигранник и вернулся к машине. Присев на корточки, я подал ей ключ. Она не стала протягивать за ним руку, она даже никак не отреагировала на мое желание помочь.

"Что тебе нужно?" Хмуро спросила она, не сводя с меня пытливого взгляда. Дорогой я был так занят тем, чтобы не накручивать себя перед этим – и без того обещающим стать неприятным – разговором с сестрой, что так и не придумал, с чего мне начать. Казалось, что это она должна говорить, а я – лишь слушать ее с угрюмым выражением на лице и время от времени бросая на нее осуждающие взгляды… Но ситуация каким-то непостижимым мне образом вдруг обернулась против меня – мы поменялись ролями – и теперь уже не Роуз, а я вынужден был подбирать правильные слова, чтобы не выглядеть идиотом, ну и чтобы поскорее завершить то, за чем я, собственно, сюда и пришел.

Я в который раз подивился умению Роуз извлекать выгоду для себя из любой, даже заведомо проигрышной, ситуации. И лихорадочно соображал, пытаясь найти достойный для себя выход из создавшегося дурацкого положения. Криво усмехнувшись, я с иронией подумал о том, что нужно было хорошо постараться, чтобы в считанные секунды быть разжалованным из обвинителей в просители. В таких делах у меня был особенный талант.

"Разве тебе не требуется помощь?" Не придумал я ничего лучше, чем "ткнуть пальцем" в очевидное. Не успев закончить фразу, я уже пожалел о том, что сказал.

И понял, что не ошибся, когда Роуз выпалила: "Я могла бы попросить Эмметта, если бы так уж нуждалась в чьей-то помощи". Я мысленно чертыхнулся – не так, ой не так должен был я себя повести. Я все глубже загонял сам себя в рамки диалога, из которого будет очень нелегко выбираться. Абсурд, но именно я сейчас выглядел напроказившим младшим братишкой, который из кожи вон лезет, чтобы загладить свою вину перед грозной старшей сестренкой, с коей ему уж очень хочется помириться. Я с раздражением упомянул всуе Эмметта и всех его ближайших родственников за последние десять поколений… за то, что втянул меня во все это, а помогать совершенно не торопился.

Размышляя над тем, что ответить, я поспешно отвел глаза, переключая свое внимание на расположенные по всему периметру гаража такие знакомые – и такие родные – машины всех членов моей семьи: красный джип Эмметта, черный Mercedes Карлайла, темно-синий RR Sport Джаспера, небесно-голубой Lexus Элис, и … мой серебристый Volvo. Увидев его, я почувствовал тепло от растекшейся по моим венам нежности – столько всего связано было у меня с этой машиной за последний год… Как часто я, окончательно осмелев после знакомства с Беллой, стал заезжать за ней по утрам и мы вместе ездили на нем в школу. Как часто выбирались куда-нибудь – в Порт-Анжелес, тот же Сиэтл, и в другие города Вашингтона, или на побережье в наше первое с ней лето. Как часто просто катались по дорогам Олимпии, наслаждаясь обществом друг друга, и я тогда приучался ездить не так, как привык, а раза в два медленнее, потому что так было спокойнее Белле.

Эти воспоминания вернули меня в счастливейшее время моей жизни – то, когда я был с Беллой и радовался каждому дню, каждому мгновению, проведенному с ней. Те дни, когда я … ЖИЛ. И я понял, что не сержусь на Розали, и что мне самому хочется разрешить создавшийся конфликт. Я твердо решил, что должен все уладить. Оторвавшись от созерцания Volvo, я повернулся к Розали и спокойно посмотрел в ее напряженные глаза и – да нет! не может быть!! Только не Роуз! – заметил, что у нее подрагивают губы…

"Ну же, Роуз, мы оба отлично знаем, что Эмметт ни черта не смыслит в машинах". Примирительным тоном произнес я. И решил, что откровенность – наилучший способ все выяснить и спросил напрямую: "Раньше ты не тяготилась моим обществом. Что-то изменилось?"

Ну, разумеется, изменилось. Раньше у меня не было причин стыдиться своего брата. И раньше я не изводила себя таким омерзительным осознанием собственной глупости и чувством вины.

Это было не самое лучшее признание собственной неправоты, и ее извинение совсем даже не претендовало на идеальное, но для Розали это был чуть ли не единственный случай, когда ей пришлось просить прощения. Она попросту не умела этого делать. И надо признать, она отлично справилась. Глядя в ее излучающие искреннее раскаяние глаза, я окончательно осознал, что совсем на нее не злюсь. Я даже не заметил, когда это случилось, но уже простил Роуз ее опрометчивую идею известить меня о гибели Беллы. Сейчас я был даже благодарен ей за это. Не позвони она мне тогда, не отправься я в Италию, быть может, мы с Беллой до сих пор жили бы порознь, страдая каждый в своем коконе. И я с легким нажимом спросил: "Так я могу остаться?"

"Валяй. Если заняться нечем," продолжала Роуз изображать из себя мисс Неприступность, этакую Снежную королеву современности. Но взяла-таки у меня ключ и принялась правой рукой откручивать болты, локтем левой продолжая удерживать карданный вал, а ладонью - приподнимать саму коробку.

"Эй, перестаньте дуться, Розали Хейл. И одарите своего любимого брата лучшей в мире улыбкой первой красавицы Америки". С этими словами я расположился рядом с ней на бетонном полу.

"Подхалим!" кокетливо улыбнулась Роуз, быстро работая рукой. Я заменил ее в выполнении функции держателя, чтобы Роуз смогла освободить вторую руку. Продолжая возиться с болтами и гайками, она разговаривала со мной. Почему ты вдруг изменил свое отношение к моему поступку, Эдвард? Еще вчера ты и слышать не хотел ни обо мне, ни о моих жалких попытках извиниться и попробовать все исправить. Что случилось? Белла вступилась за меня?.. или Эмметт постарался?? И куда вы, кстати, вместе ездили? Я не счел необходимым озвучивать ответ на первую часть вопроса, который был очевиден нам обоим, решив ответить лишь на последний вопрос.

"Эмметт испытывал свою новую машину…" просто сказал я. И добавил: "на мне". Розали несколько раз сдавленно хмыкнула, но не удержалась и расхохоталась в голос, звонко и радостно. Я подхватил ее счастливый смех. И физически чувствовал, как, благодаря ему, исчезают остатки неловкости, которая сковывала нас всего несколько секунд назад.

"Спой мне" перестав смеяться, почти серьезным голосом попросила Роуз.

Я был удивлен этой ее просьбе. Но ломаться не стал. "Что ты хочешь?"

"Enjoy the silence" уверенно ответила она, отведя взгляд в сторону и ненадолго задумавшись.

Лежа петь было не очень удобно, поэтому я подождал, когда Роуз закончить отвинчивать коробку. Затем, вынув ее из углубления, опустил на пол, и, взяв приготовленный заранее домкрат, закрепил двигатель, чтобы он не вывалился наружу. После этого я вылез из-под М3, вытащив за собой и снятую уже коробку. Розали грациозно выбралась следом. Забрала ее у меня и отнесла на стол, после чего принялась над ней колдовать. В этой ювелирной работе ей моя помощь не требовалась. И потому я остался у кабриолета, и, сев на пол и прислонившись спиной к его переднему колесу, начал тихонько напевать. На припеве мелодичный голос Роуз присоединился к моему альтино, и мы стали петь дуэтом.

Слова песни как нельзя лучше подходили к тому, что сейчас происходило между мной и сестрой. Она очень правильно выбрала песню, поставив логическую точку и перечеркнув наши взаимные обиды. Когда мы закончили петь, Розали, не оборачиваясь, сказала мне: "Иди уже. Я же вижу, что маешься. Занятия скоро закончатся, тебе нужно успеть за Беллой". Я благодарно улыбнулся и кивнул. Развернулся, чтобы уйти, а Роуз вслед мне подумала: Спасибо, Эдвард. За все.

Я прыжками поднялся в свою комнату, чувствуя, что только что свершилось что-то хорошее и правильное. И душ я принимал в приподнятом настроении. Скоро я увижу Беллу.

Вместо эпилога (конец)