Глава 1. (Память)

POV Nicole

- Не надо приезжать, мама, - мой голос дрогнул, - все нормально.
Я медленно, с усилием поднялась на ноги, затекшие после долгого сидения и поежилась - такая забота со стороны мамы была непривычной.
На том конце провода замолчали.
- Ты же понимаешь, что это ненормально? - тихо спросила мать. Я чуть не споткнулась об чашку кофе, оставленную на полу.
Появилось неприятное предчувствие - сейчас мне обязательно начнут читать нотации о том, что мне пора перестать загнивать в своей квартире, упиваясь придуманной болью.
- Мне пора, - перебила ее я, молясь о том, чтобы голос меня не подвел, - заеду к вам с папой завтра, пока.
Пока мне не успели сказать что-нибудь еще, я нажала на "отбой" и выдохнула.

В голове царил беспорядок - бессонная ночь давала о себе знать, но количество выпитого кофе не давало уснуть.
Телефон снова зажужжал, и я, тяжело вздохнув, сбросила звонок матери. Интересно, когда мои близкие люди перестанут бояться, что в любую секунду я могу порезать вены? Их забота это, конечно, мило, но было бы здорово, если бы мне позволили жить самостоятельно. Для разнообразия – в психушке, или в реабилитационном центре, как вечно исправляла меня мать, самостоятельность была в дефиците.
Я снова села на пол, вытянув ноги.

…Эта история началась ровно пять лет назад, когда в наш город приехал Джексон Рэтбоун.
Таких, как он, было много - амбициозных парней, уверенных в своей исключительности и уникальности. Правда, Рэтбоун и вправду был уникален в своем равнодушии ко всему, что происходит вокруг него.
Начинающий музыкант и актер. Зазнавшийся, язвительный, жестокий. Человек с ледяным взглядом и темной душой. Он привык играть людьми. Делал свой ход, криво улыбаясь и будучи уверенным в своей победе. Я ввязалась в эту игру по глупости, встретившись взглядом с пронзительными зелеными глазами.

Ему было наплевать на меня, как и на все остальное. Меня не покидало ощущение, что и терпел он мое присутствие только ради того, чтобы разнообразить свои гастроли.
В тот день, когда я узнала, что беременна, до Джексона невозможно было дозвониться. Мне было всего двадцать, поэтому ребенок казался мне концом света.
Вечером Рэтбоун заявился ко мне - вдрызг пьяный. Поначалу мне было смешно, очень уж мило и невинно выглядел Джексон, потерянный в пространстве. Он явно нуждался в помощи, и я подошла ближе к парню.
Только тогда я разглядела безумное, страшное выражение его лица и испугалась, но было поздно. Сначала я получила кулаком по лицу и упала на кровать, Джей невнятно что-то бормотал, как сумасшедший.
...Я никогда не умела терпеть физическую боль молча, а мою крики только раззадоривали Джексона. Я так и не узнала о том, что его так рассердило, потому что очнулась только в больнице, а Рэтбоун уже уехал.

У меня случился выкидыш, и мать затаскала меня по больницам. Результатом обследования стал страшный диагноз: бесплодие. Прежние мысли о том, что мне еще рано быть матерью, испарились. За один день я повзрослела лет на десять.
...Тогда мне было двадцать лет. Двадцать лет - а я уже чуть не умерла от пустоты в груди.
Он оставил меня одну, разбитую и растерянную. Рэтбоун исчез, его не было рядом со мной, когда он был необходим мне, как воздух.
Прошел год, второй, третий, одиночество начинало надоедать. Апатия не проходила, но я научилась искусно врать: смеяться с подругами, улыбаться, даже отпускать комментарии по поводу Джексона в присутствии окружающих. Санатории и оздоровительные центры, больше похожие на психушки, сделали свое дело: я потеряла всякий интерес к жизни и превратилась в безжизненное, серое подобие самой себя. В больницах все было легко и просто: меня пичкали таблетками, капали что-то успокаивающее в вену, и никакая боль сквозь это «что-то» не проникала…

...Дома пришлось непросто: никаких капельниц и спасительных таблеток там не было, все вокруг перестало быть плавным, замедленным, и подавлять эмоции пришлось учиться самой.
Нужно было загрузить себя по полной, и я делала все возможное, чтобы не оставлять себя наедине со своими мыслями. Восстановилась в колледже, каждую свободную минуту старалась провести с друзьями, выезжала на уикенды в горы, на практику в Европу.
Я получила то, чего так хотела - свободу, не обремененную никакими детьми. Но слишком дорогой ценой.

***

- Доброе утро, - раздался надо мной звонкий женский голос.
Я попыталась открыть глаза – как же медленно разлепляются ресницы! Голова трещала, в висках ломило, а спина ныла так, что больно было пошевелиться – рваным сном я забылась только под утро, скрючившись в кресле.
Морщась от дневного света, я подняла заспанные глаза на подругу.

Энн раз за разом удивляла меня своей выдержкой: умудрялась и спокойно сносить мои заскоки, и улучшать мое настроение, иногда, забываясь. я даже чувствовала себя почти счастливой.
Почти.
Но счастье все еще было иллюзией.

Энн вертелась вокруг меня, что-то поправляла, убирала, болтала какие-то новости про общих друзей, про чью-то свадьбу и книгу, которую мне обязательно стоило прочитать - я слушала ее вполуха, обхватив себя руками и зябко ежась. Новый день начинался так же отвратительно, как и предыдущий.
Подруга на мгновение замолчала, окинула меня оценивающим взглядом и разочарованно вздохнула.

- Кофе? - совсем другим, тихим голосом спросила она. Я лишь кивнула, по сдержанному тону поняв, что серьезного разговора мне не избежать - опять будут читать морали и пытаться вернуть меня к нормальной жизни. А какая разница - мне все равно. Совсем. Пусть делают со мной что хотят, как с тряпичной куклой - я ни на что другое уже не гожусь.
Энн пробормотала что-то себе под нос и скрылась в кухне, гремя шкафчиками и посудой. Я вяло улыбалась на ее бесконечные возгласы и болтовню, как вдруг услышала звук бьющегося стекла.
Неуверенно, на негнущихся ногах я двинулась на кухню, почему-то дрожа мелкой дрожью. Странное, нехорошее предчувствие и беспокойство пробились сквозь привычное оцепенение.

...Энн жадно уставилась в телевизор, возле ее ног валялись осколки от колбы кофеварки, но она их будто бы и не замечала. Проследив за ее взглядом, я почувствовала, как что то во мне оборвалось - словно оступилась, забыв про ступеньку.
С экрана на меня смотрел Джексон - растрепанные в беспорядке волосы, трехдневная щетина, нахальная, кривоватая улыбка, которую невозможно спутать ни с чем.
Джексон.
Колени подкосились, голова закружилась, и я рухнула на стул. Энн с выражением крайнего отвращения на лице выключила телевизор.
- Я даже не дослушала, - хрипло отозвалась я.
- Зато я все слышала, - бесцветным голосом возразила Энн. Я перевела на нее мутный взгляд. - Он едет сюда - на гастроли. Дату не сказали, но, наверное, скоро, раз начали раскручивать по региональному...
Я сглотнула, чувствуя, как от непонятного гнева и смущения дрожат руки и приливает к щекам кровь.