Это неправильно. Невозможно. Просто исключение из правила. Не могли сотни поколений вампиров так жестоко ошибаться о природе своей жажды. Или… могли? Нет, так не может быть!..

Я уже больше часа сидел на скале у обрыва, в десятках милях от дома, и смотрел на догорающие краски уходящего дня. Внизу, в лесу, дневная жизнь постепенно уступала место ночной, и я наслаждался этим переходным моментом. Размышления же, напротив, угнетали меня.

Наблюдать за тем, как легко Белла контролировала себя в первый же день своей новой жизни, словно ей уже не один десяток лет, было удивительно, но и в какой-то степени обидно. Кажется, сегодня я сильно упал в собственных глазах.

Новорожденный вампир в моем сознании всегда означал опасность, неустойчивость, агрессивность. Я убил сотни из них только за то, что они не могли контролировать себя, когда это было необходимо. Я никогда не давал им шанса вспомнить о своей человечности. Что ещё хуже, никогда не давал этого шанса себе…

Больше ста лет жадности, несдержанности, насилия, мук совести и ненависти к себе. В одночасье всё это будто обесценилось, превратилось в дешёвый и печальный фарс. Всё, что я творил, списывая свою нестабильность на кровожадную природу вампира, на самом деле объяснялось моими же предрассудками. С самого перерождения Мария уверяла, что сумасшествие новорожденного неизбежно и инстинктивно, с этим надо просто смириться. Будто все мы подобны запойным алкоголикам, и с этим ничего не поделаешь.

Но что-то не дало мне смириться, и в результате всю жизнь я боролся с тем, что по-прежнему считал неизбежным. Сам воздвигнул перед собой стену, которую невозможно перепрыгнуть. Если бы мой создатель сразу воззвал к моей человечности, открыл глаза на то, что с перерождением мораль никуда не делась, что её можно и нужно ставить выше жажды…

Нет, это снова самообман. Меня обратили во взрослом, сознательном возрасте. Что мешало мне самостоятельно обратиться к морали, воспитанию, собственным понятиям о зле и добре? Мне сказали: «Ты теперь монстр, создание зла». «Окей», – ответил я, не потрудившись защитить свои прежние взгляды и убеждения. Мне не было оправдания. Карлайл без чьей-либо помощи отстоял свою человечность, поставив мораль превыше эгостичной жажды крови. Мы всегда восхищались этим подвигом, приписывая всё его дару. На самом деле Карлайл лишь поступил правильно – один из тысяч. Мы же все были слабы и избалованы.

Стыд и сожаление затопили меня, я застонал от колоссального чувства вины и закрыл лицо руками. Впервые за своё существование я просил прощения у всех своих жертв, людей и вампиров, павших жертвой моей невежественности и слабости. Столько лет – и я оказался неспособен самостоятельно прийти к ответу. Мое существование за счёт крови животных – заслуга Карлайла и Элис. Но и тут я оказался слишком слаб и глуп, мне всегда было сложнее всех приспособиться. Казалось, что я делаю эти неуклюжие попытки только ради жены. «Если бы не Элис, я бы давно ушел из этой семьи», – говорил я себе десятилетиями. Неужели ответ был так близок, а я – настолько слеп?!

Насколько иначе могла сложиться моя судьба, приди я к ответу сразу? Я бы ушёл от Марии тут же, как осознал, насколько ужасен её образ жизни. Мне не пришлось бы вечно нести на своих плечах груз ответственности за тысячи смертей. Я даже выглядел бы по-другому. Всё было бы по-другому, и моя потенциально проклятая душа не была бы выжжена всепоглощающим чувством ненависти к себе.

Мне стало по-настоящему плохо. Уткнувшись лицом в колени, я тихо раскачивался взад-вперёд, рискуя свалиться с обрыва и заработать пару долговременных увечий. Мысли становились бессвязными, боль вины, раскаяние, ненависть, сожаление сталкивались во мне, и я не собирался избавляться от них с помощью своего усовершенствованного дара. Я заслужил это всё.

В таком жалком состоянии меня и нашла Элис. Она ничего не сказала, а лишь обняла, оплела меня руками и ногами, будто пыталась закрыть от всего мира. Какое-то время мы сидели так, пока сочувствие и любовь, исходившие от моей второй половинки, окутавшие нас плотным коконом, не просочились в меня живительным бальзамом.

– Скажи мне. – Она понимала. Она всё всегда понимала. И принимала. – Скажи. Выпусти это из себя.

– Столько лет… Столько лет пустой борьбы, а всё оказалось так просто, Элис? Как я мог быть так слеп? – Я замолчал на минуту, а потом меня прорвало: – Ты не представляешь, насколько у Беллы всё иначе, чем у любого новорождённого вампира, которого я когда-либо воспитывал, наблюдал, контролировал… убивал. Обычно это похоже на нарастающий поток, который в один момент прорывает плотину самоконтроля, и этот момент – точка невозврата, уже невозможно остановиться и прислушаться к голосу разума. А Белла… Представь, что ты слышишь рокот надвигающегося на тебя потока. Ты ожидаешь, что сейчас он выйдет из-под контроля, и тебе придётся ответить силой… Но в ключевой момент все исчезает. Звенящая пустота – всё под железным контролем. Будто и не было того неукротимого потока. Я… до сих пор не могу в это поверить.

– Но на Джейка-то она всё же бросилась, – подмигнула мне любимая.

– В какой-то степени это было её осознанное решение, хотя она сама этого не понимает. Вот оно, Элис! Это всегда осознанное решение – позволить ли проявиться внутренней природе монстра или нет. Как у людей – съесть все купленные пирожные за раз, или оставить часть на завтра. Посмотреть несколько лишних серий сериала на ночь и не выспаться, или всё же доделать домашнюю работу. Дать волю похоти и начать домогаться девушки на первом свидании, или сделать всё правильно, по-человечески. Люди делают этот выбор каждый чёртов день, просто в девяноста девяти процентах случаев их ставки несоизмеримо меньше наших, ведь у нас на кону всегда чья-то жизнь и честь семьи. Каждый раз, когда срываемся, мы заключаем сделку с совестью, предаем её…

– Постой, Джаспер, – мягко прервал меня тонкий голосок Элис; ее ладони обхватили мое лицо и заставили взглянуть на неё. Любимая негромко вздохнула и взяла меня за руки. – То, что ты сейчас говоришь, не лишено смысла. Но прокрути это ещё раз в голове – это крайность, такая же, как и твоё прежнее мнение, что ничего нельзя поделать с нашей натурой. Сейчас ты поражен, как и все мы, но куда больше, чем остальные, потому что ты чувствуешь всё на необъяснимом другим уровне. И поэтому поведение Беллы так сильно тебя поразило. – Она улыбнулась, мягкость её тона успокаивала моё взбудораженное сознание. – Но ведь наверняка истина, как и обычно, где-то посередине.

Я снова отвернулся, глядя на тёмную гряду гор, которым было плевать на всё что происходит в мире, как людском, так и вампирском. Стастливчики. Им неведомы муки совести, сомнения и поражения…

– Эй, Джаспер, Джаспер, Джаспер, – взволнованно и поспешно возобновила свою речь жена. – Спорим, я знаю, о чём ты думаешь! Ты уже готов повергнуть себя в пучину самоуничижения из-за всех случаев, когда ты не сдержался на охоте, или когда тебе приходилось силой укрощать молодых вампиров в Мексике. – Я лишь хмуро покосился на неё: Элис хорошо меня знала. Она всплеснула руками и даже слегка рассердилась. – Ох, ты уже взвалил на себя эту непомерную ношу! Джас, ну это ведь не ты, в твоём мире никогда не было только чёрного и белого, ты, как никто другой, знаешь цену полутонам. Да, ты не ангел, раз оборвал столько жизней, но ты и не должен бесконечно корить себя за это. Даже сейчас, когда на нас снизошло откровение в виде супер-контроля Беллы, не факт, что ты не сорвёшься, почуяв свежую кровь. Джас, тот факт, что у всех у нас разные способности к самоконтролю, никуда не делся.

Элис резко замолчала, будто у неё закончились слова. А может, поняла, что добилась, чего хотела.

– Теперь я окончательно запутался. – Это прозвучало как капитуляция.

– Вот и отлично, – хитро улыбнулась моя любимая. – Это значит, что теперь ты начнёшь обдумывать все в более рациональном ключе. В конце концов, это не тот вопрос, в котором возможно прийти к окончательному заключению за один вечер размышлений, будь ты хоть трижды вампир. Я бы сказала, переспи с этой мыслью, но это выражение больше подходит людям, знаешь ли.

Облака рассеялись, обнажив звёздное небо, а я чувствовал, как отчаянная буря в моей душе и голове постепенно стихает. Элис права: у меня впереди ещё много времени, чтобы обстоятельно разобраться в открывшихся мне фактах. Через несколько минут я даже начал испытывать что-то вроде покоя.

Аромат любимой отвлёк меня, и я неспешно опустил её на голый камень – какая вампирам, в конце-то концов, разница?

– Сколько у нас есть времени? – прошептал я в чувствительное местечко чуть ниже ушка, целуя его. В ответ послышалось раздосадованное хныканье.

– Мы договорились поздравить Беллу ровно в полночь. Нам надо быть дома через двадцать минут.

Я так не считал – Белла могла и подождать со своими подарками, которые она всё равно не любит, но раз Элис этого хочет, так тому и быть.

– Ну нет, наши дела такой спешки не терпят. – Мои руки неторопливо ласкали тело любимой, в то время как я благодарно ловил волны возбуждения и желания. – Так что как бы долго я ни ждал, но лучше подожду ещё час-другой, чем торопиться сейчас. Ты согласна со мной?

Ответом мне было раздражённое рычание. Кажется, я поставил Элис перед нешуточным выбором. И правда, уже ровно месяц, как нам толком не удавалось уделить друг другу внимание. Редкие украденные часы вдвоём – этого было мало нам обоим. Сначала свадьба, потом – напряженный медовый месяц, стремительно перетекший в беременность Беллы и бесконечные поиски ответов. Только сейчас всё наконец начало успокаиваться и замедляться.

Я усмехнулся и, поднявшись, подал Элис руку. Она с улыбкой вложила свою ладошку в мою, и нежное тепло побежало по всему моему телу. Не сговариваясь, мы сорвались с места, чтобы успеть домой к полуночи.

– Элис…

– Да, Джаспер?

– Спасибо.