К.

Одним из преимуществ обращения в вампира всегда была отличная память. События, вызывающие наиболее яркие эмоции, впечатывались в мельчайших деталях. Поэтому когда я, совершенно оглушенный заявлением Алекс, вышел на балкон. Перед внутренним взглядом всё ещё мелькали детали проведённого осмотра: протез, включающий в себя всё плечо целиком и даже часть ключицы; позвоночник, с которым протез был единым целым; множество имплантов, проступающих под кожей, и бесчисленное количество шрамов. Я думал, что за жизнь вообще возможна при таком физическом носителе — от человеческого тела осталась лишь общая композиция. Шепард не чувствует боли и ей недоступна радость прикосновений... какие же ещё ограничения устанавливает ей реальность?

Мои размышления прервал гет. Я предположил, что он уходит через крышу, но тот остановился. Это мой шанс выяснить, наконец, правила игры. Я закрыл дверь в комнату, желая поговорить приватно.

— Откуда тебе известно о нас?

Гет с его башней на плече с трудом помещался на балкончике.

— Охраняем Шепард-капитана. Ваш вид представляет угрозу.

Мне совсем не понравился этот переход. Но следующий вопрос уже прыгнул на язык:

— Ты… убивал мне подобных?

— Однажды в Канаде. Но только того, кто подбирался слишком близко к капитану, — Легион повернулся ко мне. — Ты тоже близко. Есть другие в этой местности.

Что ж, мне нужно было как можно скорее предупредить семью. Лучше им держаться подальше. Этому телохранителю не объяснить разницу между вампирами-людоедами и вегетарианцами. А ещё у него, видимо, есть тепловизор, раз уж он может определять наш тип на расстоянии. Еще раз окинув внимательным взглядом худую фигуру Легиона, я спросил:

— Как тебе удалось справиться с одним из нас? Мы намного быстрее, сильнее и крепче.

Гет сделал совершенно человеческое движение, изобразив стрельбу из снайперской винтовки.

— «Вдова» не подводит. Противотанковое ружьё с зажигательными снарядами. Вы прочные, но не настолько.

Учитывая его способность к полной невидимости, это давало ему невероятное преимущество. Мы смертельно опасны для любого, кого мы видим и можем достать врукопашную. Этот противник казался совершенным оружием против нас.

И он стоял очень близко.

Я целую минуту раздумывал, что произойдёт, если я сейчас его атакую. Расстояние было таким, что промахнуться было невозможно. Оружие Легион носил на спине и вытащить его просто не успел бы. Он спокойно ждал моего решения, светя мне в лицо своим одиноким «глазом».

Нет, даже для защиты своей семьи я не готов это сделать. Чем или кем бы ни было это существо, оно было разумным и главное — способным на переживания: преданность, уважение, заботу.

И ревность.

Ревновать может лишь тот, кто любит. Но может ли любить синтетическая форма жизни? Это же рукотворная машина, как у нее может быть душа? Ведь любовь — свойство души. Настоящей, а не программируемой.

К тому же, любая враждебность к Легиону автоматически записывала меня в личные враги Шепард, поэтому это было исключено. Чувствуя большое облегчение от принятого решения, я собирался уже вернуться в комнату, но кое-что вспомнил.

— Почему ты не напал на меня? У тебя была прекрасная возможность пристрелить меня на крыше.

Легион молчал. Я ждал, положив руку на ручку двери в комнату. Молчание приводило в замешательство его, а не меня — гет крутил головой и выглядел беспокойным. Наконец, он произнес своим безликим голосом:

— Ты был нужен ей.

Поскольку это был не весь ответ, я ждал. Гет нервничал всё более очевидно.

— Нас не было рядом, когда нужна была помощь. Ты был. Ты помог. Не напал.

— Значит ли это, что я тебе не враг?

Легион резко развернулся ко мне.

— Пока ты держишь дистанцию.

Что-то мне подсказывало, что он вовсе не физическое присутствие рядом имел в виду.

***

Эсми будто заранее знала, что я вернусь домой с тяжелыми мыслями. Она ведь моё всё: ловит и отражает настроение, на каком бы расстоянии мы не находились. Мои тревоги и подозрения она переживала вместе со мной, но не комментировала. Ее тактичность и бережное отношение к моим мыслям требовали, чтобы я сам сперва предложил их обсудить. И когда я был готов — приходил к ней за советом.

Сегодня был именно такой момент: мне требовался взгляд извне, чтобы увидеть ситуацию в объеме. Эсми прекрасно умеет слушать. Пока я лежал на диване, положив голову ей на колени, и делился событиями последних дней, она гладила мои волосы.

— Это так ужасно, бедная девочка! Трудно представить, каково жить без прикосновений.
В жесте согласия, я поймал её ладонь и прижал к своей щеке.

— Я хочу ей помочь, но это трудно. Она скорее сбежит, чем признается, что нуждается в помощи.

— Дилемма дикобразов. Есть такая метафора, когда дикобразы на холодном ветру жмутся друг к другу, чтоб согреться, и колют друг друга своими иглами. В итоге приходится делать выбор между холодом или болью.

Эсми вздохнула и запустила пальцы в мои волосы.

— А как ты собираешься вернуть ей утерянные способности? Неужели это просто можно вылечить?

Я пожал плечами.

— Потеря тактильного контакта как-то связана с неправильной работой её кибернетического аппарата. Я ничего не знаю о его устройстве и вряд ли могу рассчитывать на помощь робота. Он, кстати, довольно жуткий, но я могу поклясться: он неравнодушен к капитану. Вот как ты думаешь, способна машина на любовь?

— Мы можем судить только по делам, ведь любовь это жертвенная привязанность, выраженная в действии. Если он действует исходя из её интересов, превосходя требуемый уровень, можно заподозрить наличие собственной мотивации.

Эсми в последнее время увлекалась книгами по психологии и выражалась особенно интересно. Она продолжала:

— Ты хочешь верить, что мы сами обладаем живой душой, а не прокляты навеки. Так почему же отказать в этой надежде роботу? Если он обладает самосознанием, эмоциональными реакциями и интеллектом, то в этом он ничем не отличается от нас.

— Зато ему не нужно никого убивать, чтобы поддерживать своё существование.

— Мы не знаем, чем он заправляет свою батарейку, — Эсми пожала плечами. — А капитан знает, что Легион так о ней заботится?

— Думаю, знает, но не придаёт этому значения. Кажется, она не считает его… как бы сказать… полноценной личностью.

— А ты сам можешь назвать её полноценной личностью?

Я замер. Этот вопрос уже медленно зрел на границе сознания. Мои наблюдения накопили уже порядочный список замечаний, который я упрямо не хотел сложить в цельную картину. Эсми просто надавила на это место, и я сдался:

— Это как личность с трещиной. Внутренний защитный барьер, который она воздвигла в качестве психологической защиты уязвимой души, на самом деле скрывает собственную повреждённость. Какую роль в этом играет нарушенная тактильная сенсорная система — непонятно, где причина, а где следствие? Придётся это выяснить.

— Может так быть, что когда её… воскрешали, собирали — не знаю, как правильней — может быть, её недоделали? Недособрали? Возможно, не всё удалось восстановить?

Вот почему мне так важны разговоры с Эсми. Картинка складывалась.

***

А.

Солнечный свет пробивался сквозь штору, предсказывая холодный зимний день. Кажется, в этой местности ясное небо сродни чуду. Валяться на жесткой кровати дешевого номера не хотелось, надо бы пройтись. Ага, пройтись…

Нога отказывалась держать на себе мой вес, тупо складываясь в скрипучем колене.

Послать, что ли, Легиона за костылями? Надо было ночью об этом думать, сейчас он уже в дозоре где-нибудь на крышах.

Ворча, я на одной ноге допрыгала в ванную. Равнодушно отметила, что если я не перестану терять вес, скоро от моего лица в зеркале останется привидение. Пора раздобыть нормальной еды. И какую-нибудь легкую обувь, вроде кед. Пудовый мотосапог на больной ноге висел, как жернов на шее.

Чтобы наступать на ногу, я сделала шину из уцелевшей брони с другого колена, примотав ее тем самым бинтом, который оставил доктор. Под кожаными штанами не особо заметно получилось, а кое-как ходить получалось. Памятуя о здешнем ледяном ветре, я достала шарф из кофра и замотала шею, сверху надев привычно тяжелую куртку.

С каждым шагом моё настроение портилось: магазины нужного товара мне не встречались, бургер из уличной кафешки на категорию нормальной еды не тянул, а ресурс ноги быстро заканчивался. Я свернула в более-менее приличное заведение, гордо именующее себя рестораном. Выбор места по старой традиции путешественников определялся количеством машин на парковке: если местные туда ходят, значит это неплохой выбор.

Настроение пошло в гору, как только я вытянула больную ногу под столом, положив ее на стул напротив. Я заказала стейк и вино, собираясь как следует расслабиться, но в кабак лихим ветром занесло компанию шумных подростков. Кажется, они что-то праздновали. Отступать отсюда было уже поздно — мой заказ уже готовился на кухне, а променять стейк на бургер категорически не хотелось. Отвернувшись, я переключилась на вино.

К сожалению, ребята только начали веселиться. Их стол то и дело взрывался хохотом, и волей-неволей я их рассматривала. Две обозначенные пары и одна девушка соло, одноклассники. Одиночка типичная растяпа: опрокинула стакан с водой, чем вызвала бурю веселья. Ей было немного неуютно, поскольку парочки без конца тискались.

Эх, подруга, а мне-то как неуютно! Смотрю на них и думаю, какие же они счастливые. Должно быть, это очень приятно — держаться за руки, не говоря уж об ином. Где-то в глубине моей памяти хранились эмоции, эхо тепла души, но я никак не могла вспомнить к кому я всё это испытывала. Воспоминания были смазанными и тусклыми, как при взгляде через мутное стекло... ненадёжными и недостоверными. Я воспринимала их как бы гадательно, а не фактически, допуская возможность, что при переходе в моей голове всё перепуталось и смешалось. А может быть, ещё раньше.

Разобравшись со стейком уже без особого удовольствия, я расплатилась и поспешила на выход, поскольку к заведению подъезжала патрульная машина. Мне совершенно не хотелось сейчас попадаться на глаза представителям закона, поскольку могли возникнуть трудности. Например, сломать мои планы поскорее убраться отсюда, как только заработает нога.

С шерифом я разминулась весьма удачно, но моя удача — та ещё стерва. Поэтому когда я нос к носу столкнулась на улице с здоровым мужиком в коричневой куртке, уже догадывалась, что это не к добру. И точно: это оказался водитель того пикапа, который об меня тогда ударился. Моё желание исчезнуть из этого городка возросло многократно, предчувствуя большие неприятности.

Громила, разумеется, меня узнал — много ли сейчас ходит по городу девчонок в мотокуртках? Его обросшее лицо озарил внутренний свет. Кажется, он решил, что вот оно — возмездие.

Я обогнула его и насколько позволяла нога попыталась улизнуть как можно дальше от парковки с патрульным джипом. Если уж мужик соберётся устроить тут концерт, это не должно привлечь внимание шефа полиции.

Мой манёвр озадачил его ровно на три моих шага. Через секунду он встряхнулся и с угрожающим «а ну-ка стой» увязался за мной. Мои два шага были как раз как один его.

— Ты! Хорошо, что я тебя не размазал по асфальту! Теперь ты мне за всё заплатишь!

Я поморщилась, но спокойно ответила, не сбавляя ходу:

— Всё я тебе оплачу, не суетись.

А сама тем временем соображала, как эта вся процедура может выглядеть. Надо, наверно, оформить какие-то бумажки… Задумчивость на моём лице бугай воспринял по-своему:

— Да даже если продашь свой байк, не рассчитаешься!

— Да есть у меня деньги, — отмахнулась я, но тот не отставал. Кажется, его распирало от желания здесь и сейчас сорвать своё раздражение. Так и случилось.

Мужик схватил меня за плечо.

В теле появилась лёгкая пружинистость, когда организм переключился в режим боевой готовности. Но я вовремя переложила удар на свою человеческую руку, чтобы спасти жизнь идиоту. Мой кулак с разворота вошёл ему в челюсть.

На асфальт вывалился зуб, а потом громада шкафа покачнулась, и выпучив глаза рухнула навзничь.

— Да твою ж... — пробормотала я, осматриваясь, куда бы по-тихому слиться. На меня во все глаза смотрела нескладная девчонка из окна ресторана. Я подмигнула ей, а та ответила мне нерешительной улыбкой. И на приличной скорости, чувствуя как съезжает моя неумелая шина с колена, я побежала оттуда в переулки.

От такого обращения с ногой шина наконец лопнула, и я оказалась сидящей на тротуаре с непослушной конечностью. Но когда я упала, что-то опять подвернулось неправильно в колене, и теперь оно вовсе отказывалось держать ногу хотя бы в одной плоскости. Возвращение шины на место проблему уже не решало. Я растерянно рассмеялась — вызывать, что ли, эвакуацию шаттлом прямо посреди городской жизни?

На противоположной стороне дороги затормозил шикарный чёрный мерседес. Стекло опустилось и старый знакомый помахал мне, не высовываясь из окна.

— Там в позе морской звезды валяется мистер Хилл, владелец сбитого тобой пикапа, — приветливо крикнул мне Карлайл. — Твоя работа?

— Его челюсть с большой скоростью сбила мой кулак, — мрачно отозвалась я в том же стиле. — Не нужно было меня хватать руками.

Между нами промчалась «скорая». Карлайл не выходил из машины.

— Забирайся ко мне, — позвал он. — Приглашаю тебя в гости в мою больницу.

— А тому с зубом ты помочь не хочешь?

— Ему помогут... Ну давай же! Незачем сидеть на холодной земле!

— Может, поможешь мне встать? Кажется, я доломала ногу.

На лице Карлайла отобразилась целая гамма чувств. Он растерянно смотрел на залитую солнцем улицу.

— Прости… Я тебе кое-что прихватил.

Рядом со мной упала трость. Я перекатилась со спины на живот и упёрлась руками в ледяной асфальт. Подтянула здоровую ногу, перенося на неё вес, и осторожно поднялась, опираясь на трость.

Через минуту я уже забралась в машину на заднее сиденье, поскольку обходить длинное авто не хотелось.

Я почувствовала, что Карлайл в большом напряжении. Солнечный свет явно вызывал у него тревогу. Он попытался меня отвлечь, но я пресекла это одной простой фразой:

— Тебе придётся отвечать.

— Да, рано или поздно.

— Когда?

Он в тоской в голосе выдавил:

— Дай мне немного времени. Я сначала позабочусь о твоей ноге, — и, вернув голосу твердость, добавил. — Не стоило тебе выходить так рано. Я ведь хотел привезти тебе трость и бандаж на колено. Уже ехал к тебе...

— Несмотря на солнечный день? — уколола его я. И тут же пожалела об этом, видя, как поникли его плечи. Он не ответил. Загонял авто на парковку для сотрудников больницы. Наконец он заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Ты доверишь мне заботу о твоей травме? Я не хочу на тебя давить, но теперь всё выглядит намного хуже, чем вчера.

— А ты правда большой босс в этой больнице? У меня были проблемы в Канаде, еле выпуталась.

Карлайл очаровательно улыбнулся.

— Правда. Никаких проблем не будет. И я готов выдержать удар твоего мрачного настроения, — добавил он, будто прочитав мои мысли.

Как по волшебству, солнце скрылось за облаками, пока мы ехали. Доктор вернулся в своё обычное благодушное состояние, шутил и улыбался, но мои подозрения лишь укрепились.

Несмотря на них, я собиралась дать ему шанс.