Серый гранит ступенек чуть поблескивал в лучах солнца. Думается, он замерзнет зимой и многие любители почитать покинут Центральную библиотеку с криком, а в худшем случае и с переломом. Сейчас посетителей было немного, в этот час только нерадивые студенты сновали туда-сюда с кофе и стопками научной литературы. Стрелки огромных часов на фасаде стали два дня назад, все это время показывая без минуты полночь. Или полдень.
Что же, в таких местах крохотные изменения и их отсутствие всегда остаются незамеченными за редкими исключениями. Некогда Малый театр оперетты был одним из самых посещаемых мест: гордостью штата за считанные годы стали постановки молодого режиссера, выпускника Британской академии киноискусства, от которых все же веяло завораживающей небрежностью Бродвея. Немало у мужчины было талантов: умение выбрать историю и создать полноценную картину на сцене, мастерство построения образа практически без материальной поддержки. Это подтверждало и его изворотливость, что вылилась через год-другой в переезд театра в помещение побольше и женитьбу мастера на одной из молоденьких и жаждущих признания вокалисток.
Так тяжелые деревянные двери монументального здания, зажатого между узкими лавчонками и пропахшими гарью столбиками общежитий, закрылись на годы. К слову, и средненьким супермаркетом оно просуществовало не больше полугода, находясь на неуютном отростке магистрали, что будто спиралью уходил вниз, к выезду из города.
Так строение пустовало еще некоторое время, скрипя ставнями, пока печать с дверей не сняли расчетливые сотрудники Министерства культуры. Небольшой ремонт – и бывший театр с высокими потолками и широкими коридорами превратился в святилище науки, нетронутое больше хранилище литературных достояний.
Снова став признанной культурной единицей, здание постепенно растеряло оставшийся с былых времен лоск. В общем-то, коробка все более и более соответствовала содержимому – старушки-библиотекари под стопками томов именитых классиков. Теперь книги и нравы уже не те, так что реже и реже мимо проносятся автомобили и прохожие сворачивают с тротуара на широкую мощеную аллею.

Без минуты полдень на крыльцо поднялась девушка, заинтересованным взглядом осматривая фасад. Взгляд ее скользил по высоким колоннам здания и остановился на широком наклонном парапете – перилам, сидеть на которых гораздо удобнее, чем держаться за скользкий полированный камень.
«Еще одна студенточка архитектурного. Сначала полюбуется, а затем помчится литературу искать, жалея потраченного времени. И от кедов потом полоски на полу оттирай…» - наметанный взгляд, обычные мысли пожилой вахтерши, что каждый семестр наблюдает подобную активность молодежи в этом редко теперь посещаемом заведении.
Девушка присела на парапет, поднимая задумчивый взгляд к неяркому нежно-голубому небу, солнце на котором неловко прикрыто было переливающейся пеленой облаков. Еще через пару минут достала альбом из потертой сумки. В руке ее оказался единственный карандаш голубого цвета; будто завидуя, он тщетно пытался повторить нежность и тепло лета. Некрепкие пальцы задумчиво сжимали самый грифель, что выступал из деревянной палочки почти на сантиметр.
Час. Час не отрывалась девушка от белого листа, который будто зимними ледяными узорами покрылся от края до края. Без минуты час очередной студент вышел на крыльцо и потянулся. Свежий июньский воздух обволакивал его с ног до головы, наполнял уставшие от пивных и табачных паров легкие. Он опустился на прохладные ступени недалеко от девушки, вслед подперев голову руками.
Около часа еще прошло. Парень вернулся к учебе. Еще три листочка, испещренные узорами, исчезли в глубокой сумке.
Девушка поднималась и снова садилась, несколько раз пересчитала ступеньки и колонны на крыльце. Минут на пятнадцать исчезала из поля зрения вахтерши, что уже строила ужасающие догадки на счет ненормальной девчушки.
Без минуты пять девушка, потягивая кофе из бумажного стаканчика, снова сидела на ступенях. Немного устала – глаза ее были прикрыты будто в полудреме, еле заметные голубые черточки появлялись на плотной бумаге. «О чем же ты задумалась?» – каждому прохожему захотелось бы задать ей этот вопрос, не будь мир таким стремительным и размытым, появись у каждого лишняя секундочка, чтобы отвести взгляд от темного покрытия улицы.

Строчка за строчкой конспект пополнялся информацией из толстых фолиантов. Ничего не оставалось парню, как в спешке перелистывать прохудившиеся пыльные страницы. Но почему же рука его начинала дрожать над бумагой, забрызгивая фиолетовыми чернилами написанное? Неужели один человек оказался со свободной минуткой за пазухой? Может, остановим часы ради мысли, одного бессмысленного желания случайного человека?
Спустя еще пару кривых строчек книга захлопнулась, спеша занять свое место на посвященной истории Второй мировой войны полке. Парень в непонятной спешке покинул читальный зал, незаконченный конспект в его руке недовольно шелестел страницами. Почти неслышно ноги в мягких летних туфлях ступали по гулкому камню.
Скрип распахивающейся двери не сумел отвлечь девушку от ее крайне захватывающего занятия. Крохотные наушники прятались под густой гривой волос, что скрывала шею, отросшая челка плотной занавесой укрывала глаза и щеки.
Устало студент опустился на ступеньку рядом с девушкой, близко, не забыв отодвинуть край ее синей юбки, лежавшей покрывалом на поблескивающем камне. Длинные ресницы чуть дернулись, пока тот же голубой карандаш продолжал скользить по бумаге.
- О чем задумалась? Ты кого-то ждешь? – Не удержался, парню очень хотелось произнести эти слова уже несколько часов. А таким желаниям свойственно исполняться.
Ответа сразу не последовало, она даже внимания не обратила на того, что склонился над листом, перекрывая путь скудным лучам. Но через полминуты тонкая рука скользнула вверх, заправляя за ухо прядь и вынимая следом наушник.
- Да, жду.
Столь короткий ответ был вполне логичным. Подумав над этими немного говорящими словами, парень задал следующий вопрос:
- Кого ты ждешь? Хм, кем бы она или он ни был, слишком уж долго ты тут сидишь.
Тут уже ответ последовал незамедлительно.
- Тебе действительно интересно? Ты знаешь, точно знаешь. И ждать его можно хоть целую вечность, хотя сегодня не придется.
Не отрывая взгляда от тонких, словно паутинки, завитушек на бумаге, парень думал над следующим вопросом. А в магической голубой сетке тем временем запутывались все больше и больше невероятно ярких голубых звездочек.
- Ты рисуешь?
- Рисую.
- А почему только голубым? Эти звезды лучше рисовать желтым. Или пусть это будут маленькие солнца. - Легкая пыль сказки, романтики запорошила душу и увлекла разум парня.
- Это и есть солнца.
- Так почему они голубые? Солнце ведь большое и теплое, и всегда желтое. Или красное. А еще белое бывало, как большие белые яблоки; такое вставало при рассвете над океаном…
- Раз так, возьми и нарисуй свое солнце, а потом посмотрим и сравним его с настоящим. - Парень усмехнулся этим словам, поражаясь глупости собственных мыслей, что возникли после этой реплики.
- Будто мы говорим о разных солнцах.
- Кто знает. - Девушка вложила в ладонь парня три карандаша – желтый, красный и оранжевый – и плотный лист бумаги из альбома. – Я, думаю, знаю, что ты нарисуешь.
- Посмотрим. - Студент положил лист на колени и принялся выводить круги каждым карандашом по очереди.
Так странная пара просидела на крыльце до самой темноты, время от времени задавая короткие вопросы друг другу.

Уже несколько часов прошло с тех пор, как последние посетители покинули библиотеку, и вахтерша защелкнула все замки на старых дверях. А они продолжали рисовать и сравнивать картинки, словно дети. Желтое и синее солнца, они абсолютно разные смотрели с каждой картинки. И у каждого была своя история.
- Ты не устала? Холодает. Он не придет. - Парень потянулся, запуская пальцы в светло-рыжие волосы. Еще один цвет, каким он согласен рисовать.
Девушка только запахнула воротничок джинсовой куртки.
- Осталось совсем немного, вот увидишь, - с абсолютной уверенностью произнесла она, вглядываясь в темноту ночного неба.
Вверху совсем уже потемнело, только темная красно-сиреневая закатная полоса угасала у горизонта. Но на смену огромному светилу пришли тысячи крохотных звезд, так что кромешной тьмой городу укутаться было не суждено.
- Совсем-совсем немного – и загорится свет, - пробормотала будто самой себе девушка. Она смотрела вперед, чуть подняв голову. Будто вот-вот – и загорится долгожданная звезда.
- Что же… - парень хотел сказать что-то в ответ, но только отвлекло его что-то у горизонта, с противоположной стороны от исчезающего солнца. Девушка встрепенулась, подвинулась немного и вгляделась вдаль.
- Вот, смотри внимательно!
Но парень и сам внимательно вгляделся в горизонт, гадая, что же заставило его стремительно светлеть. Яркая голубая полоска становилась ярче и ярче, все четче обозначая границу земли и небес. Нежданный рассвет близился, все вокруг озарялось холодным голубым светом.
Сильный ветер подул, шурша листьями расположенных вдоль недлинной аллеи деревьев. Растрепал и волосы, унес куда-то не спрятанные рисунки. Солнце вставало, но это было не то солнце, к которому привык каждый. Глубокой ночью оно поднималось над крышами, как белое светящее яблоко, припорошенное светло-синей пылью.
Посветлело. Не так ярко, как днем, но появившейся из ниоткуда звезде удалось осветить узкие улочки холодным светом.
Что-то нереальное повисло в воздухе, будто наполнило мягкими синтетическими блестками пространство. Невозможно, но другое, холодное солнце загоралось впервые над землей.
- Спасибо, что подождал со мной, - спокойным голосом проговорила девушка и встала со ступенек. Как ни в чем не бывало.
С трудом парень вернул к ней взгляд:
- Но… как это?
- Не надо забивать себе голову, пошли. Всего минута до полночи осталась. - Девушка схватила его за руку, пытаясь поднять со ступенек. – Все еще будет. Кстати, я Белла, - заполнила она оставшийся без внимания пробел.
- Эдвард. - Он последовал вслед за тянущей его вверх рукой. – И…

Сейчас путь этих двоих лежал вниз по улице, к тихому, освещенному новым огнем парку. Откуда-то издалека, из центра, слышались гудки автомобилей в очередной пробке, когда тут властвовала только тишина.
Непривычные цвета притягивали, слова к ним слишком сложно было подобрать. Кто знает, как долго это новое солнце будет гореть. Кто знает, не являлось ли оно лишь плодом воображения. Кто знает, оставит ли это солнце свой особый отпечаток на этой ночи, и изменится ли что-то с его прибытием.